Человек — существо общественное. Хуже нет, когда человек один. Молодой — особенно. Нормальный человек смолоду стремится войти в компанию добрых приятелей, чьи мнения, вкусы, привычки, занятия ему особенно близки и дороги. И среди приятелей найти двух-трех, а еще лучше одного, кто разделил бы с ним все радости и горести жизни. Тогда совсем хорошо, тогда — счастье. Это большой труд и большая удача, не всякому дающаяся, — найти друга и не потерять его.

Дружба бывает разная. Кто-то стремится подчинить себе другого, а кто-то находит радость посвятить всю жизнь свою кому-то. Но самая великая, настоящая дружба — это когда два или несколько человек живут жизнью друг друга, находят радость в помощи друг другу, в сочувствии друг другу, в единомыслии друг с другом (пусть даже рождающемся в бесконечных спорах), в самоотверженности друг ради друга. Не бывает и быть не может истинной дружбы только тогда, когда «друг» норовит использовать это счастье людское для своекорыстных интересов, когда, по поговорке, каждый тянет одеяло на себя. Тогда дружба, даже если родится, быстро чахнет и умирает.

Иногда раздаются жалобы, как трудно найти друга, обрести дружбу. Но дружба, как и любовь, проблема не социальная, а сугубо личная, персональная. Если еще в вопросах содействия формированию и укреплению семьи, к которым мы обратимся ниже, государство, общество способны внести определенный конструктивный вклад — да и то в очень ограниченных пределах, — то в вопросах дружбы и любви ничем не может помочь ни самое могущественное государство мира, ни даже все человечество в целом. Здесь приходится полагаться только на самого себя. Но тем и дороги человеку обе эти высшие разновидности общения, что в них он, и только он, — кузнец своего собственного счастья.

Трудно найти друга? А что ты сделал, чтобы найти? Дружба — не гриб. Ее нельзя обнаружить. Даже встретившись с ее возможностью, ее надо создать, вырастить, вызвать к жизни. И уберечь. Сохранить. Располагающим поведением. Сердцем. Умом. Тактом. Интересом. Вниманием. Заботой. Сочувствием. Пониманием. Трудом. Самоотверженностью. Создать, сохранить, упрочить, уберечь от глупости, низости, жестокости, своекорыстия, равнодушия. Прямо как редчайший оранжерейный цветок. И если вы ищете не друга, а прислугу, приживалку, няньку, то не надо плакаться, что ничего не получается: с прислугой, приживалками и няньками нынче все более туго во всем мире. Желающие или вынужденные прислуживать попадаются все реже.

Дружба — счастье. Вдвойне счастье, если настоящим другом оказывается любимый тобою человек противоположного пола, спутник (спутница) твоей жизни, отец (или соответственно мать) твоих детей. Последнее вопреки встречающемуся иногда мнению — обязательное условие подлинной, настоящей, полноценной любви, ее суть, ее конечная цель и самоцель. Все остальное — лишь средства, «инструменты» достижения этой цели, и, когда они пропадают впустую, полного счастья не достичь.

Часто любовью называют просто симпатию, увлечение, влюбленность. Сетуют на то, что любовь проходит. Настоящая любовь, как и настоящая дружба, не проходит. В отличие от увлечения она может только умереть. Настоящая любовь (если не происходит какой-нибудь катастрофы)—это всегда на всю жизнь. Подлинная любовь, как и дружба, тем и отличается от простой симпатии, увлечения, влюбленности, «приятельства», товарищества, что в ней две жизни как бы сливаются в одну, что человек живет чувствами, мыслями, радостями, горестями, интересами другого, как своими собственными. Мало того, готов пожертвовать своими интересами, самим собой ради счастья другого. В результате происходит не просто «слияние» двух жизней. Появляется неведомо откуда добрая, светлая радость, появляется счастье, которого с избытком хватает на обоих. Хорошо сказано об этом в старинном японском стихотворении:



Правда, в любви, как и в дружбе, нередко случается так, что любит по-настоящему только одна (или один), а другой (или другая) при сем присутствует, милостиво разрешает любить себя и, как говорится, пользуется случаем извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Этому «другому» невдомек, что, хотя ему и перепадают при таком положении вещей все внешние выгоды и материальные блага любимого человека, все истинное счастье даже в неразделенной любви по высшей справедливости достается не любимому,- а любящему (правда, пополам с такими страданиями, которым не позавидуешь). Разумеется, в такой односторонней «полулюбви», как и в односторонней «полудружбе», счастья получается неизмеримо меньше.

Зато в настоящей, полной, обоюдной любви или дружбе океан счастья не измерить никакими триллионами и дециллионами. А вершина любви, как поется в популярной песне, — это чудо великое — дети. Следовательно, венцом, логическим завершением, оформлением, что ли, подлинной любви была, есть и будет — доколе будет существовать на земле род «Гомо сапиенс» — оптимальная для подлинного счастья мужа, жены и, главное, детей моногамная (единобрачная) семья, семья на всю жизнь, основанная в условиях социализма и строящегося коммунизма на любви, дружбе, взаимном уважении, единстве материальных и духовных интересов жены, мужа и их детей. Если в минувшие времена в данном отношении многое оставалось неясным (особенно касательно отдаленного будущего), то ныне социалистическая практика убедительно показывает, что никакой иной альтернативы, никаких иных «вариантов» для человечества тут нет и быть не может.

Моногамную семью (подлинно моногамную, а не буржуазную, где моногамия обязательна фактически лишь для одной жены) давно уже хоронят на Западе самые разнообразные могильщики. Но умирает пока что только буржуазная псевдомоногамия. А подлинно моногамная семья и не думает умирать. Мало того, она и не может умереть, не прихватив с собой в могилу самого человека, точнее, все человеческое в человеке. Ибо современное человеческое общество без моногамной семьи оказалось бы обесчеловеченным, бесчеловечным, нечеловеческим обществом. Не случайно ведь, несмотря на дикую вакханалию разгула проституции, порнографии, всевозможных извращений, массовой деморализации людей в условиях современного буржуазного общества, подавляющее большинство (две трети, три четверти и более) мужчин и женщин в возрасте 25—45 лет даже на Западе всеми силами стремятся создать семью и все ми силами стремятся сохранить, упрочить ее, хотя, наверное, во многих случаях «в одиночку» там и мужчине, и женщине было бы, кажется, значительно легче. Тем более немыслимо без прочной семьи социалистическое общество.

Иногда приходится слышать призывы «покончить с семьей», «заменить семью чем-то новым» и т. д. Но это — по недоразумению, по незрелости мыслей, по незнанию и непониманию действительного положения вещей. Задумывался ли когда-нибудь серьезно хоть один из таких горе-новаторов, чем реально можно было бы заменить семью? Гаремом что ли? «Брачными коммунами», которые время от времени создаются на Западе поборниками «свободной любви» и «сексуальной революции»? Беспорядочным сожительством кого попало с кем попало? Пока что никаких других предложений не поступало и, надеемся, не поступит...

Увы, «брачная коммуна» не может предложить своим членам ничего, кроме относительного удобства отправления известных естественных потребностей тем, у кого они чрезмерны, за счет тех, у кого они нормальны. И главное — ценой полного отказа от подлинной дружбы, от подлинной любви, от всего подлинно человеческого. Ибо любовь — очень хрупкая и нежная разновидность человеческих отношений. Дружить можно и втроем, и даже при благоприятных обстоятельствах и при выдающихся, редких душевных качествах друзей — вчетвером-впятером. Любовь (настоящая любовь) —это всегда вдвоем, и только вдвоем, третьего она не переносит ни при каких обстоятельствах, ни при какой дружбе. Третий здесь всегда лишний. «Стадная любовь», точнее, жалкая и тщетная имитация любви губит на корню и истинную любовь, и истинную дружбу.

Тем более убивает все человеческое, включая дружбу и любовь, беспорядочное сожительство, за которое приходится расплачиваться не только венерическими болезнями, но и не менее страшным — опустошением души, импотенцией разума и чувств. Когда слышишь иных поборников «сексуальной революции», видишь, чем оборачивается на практике «свобода любви», «брачные коммуны» и пр. (а автору этих строк приходилось видеть все это собственными глазами во время зарубежных поездок), когда знаешь, сколько человеческих жизней — главным образом женских, но и мужских тоже хватает — оказываются искалеченными, растоптанными, погубленными, невольно приходят на память горькие строки великого русского сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина о жителях сказочного города Глупова, которые своих собственных жен и дочерей самим же себе отдали на поругание.

Да, когда-то моногамной семьи не было. Она появилась на сравнительно высоком уровне развития человеческого общества. Но ведь тогда не было и любви (в нашем, современном ее понимании, о котором говорилось выше). Даже какой-нибудь рыцарь Грюнвальдус, появившийся на свет значительно поздней, уже во времена господства моногамии, и порою даже склонявший колено перед своей Прекрасной Дамой, был несоизмеримо ближе к обезьяне, чем к Человеку, по сравнению с технологом Ивановым, который, разумеется, колен перед своей любимой женой не склоняет (а зря, не мешало бы для его же собственной пользы время от времени), но зато, пренебрегая хоккеем по телевизору, бежит в магазин, чтобы приготовить ей ужин, когда она усталая придет домой с такой же работы, как и у него. Потому что для Грюнвальдуса Дама была любимой будущей собственностью, далеко не равным ему существом второго сорта, полностью зависимым от него после заключения брака, тогда как для Иванова жена — равный ему любимый Человек. Это две совершенно разные любви.

И неверно, будто когда-то у людей существовало беспорядочное половое сожительство и на этом основании надлежит якобы вернуться в первобытное «естественное» состояние. Не было этого! И современной науке об этом достаточно хорошо известно. Не было беспорядка. Был порядок, только иной, непохожий на наш, потому что очень уж непохожими были и жизненные обстоятельства, в которых приходилось бороться за выживание и сохранение рода.

Даже у обезьян в нормальных условиях их существования в джунглях нет беспорядочного сожительства, иначе они давно сгинули бы со света. А уж у людей — тем более. В обезьяньей стае, так же как и в стаде древнейших первобытных людей, самый здоровый и сильный вожак инстинктивно сходится обычно с самой здоровой самкой и затем переходит через некоторое время к наиболее здоровой из следующих. За ним следуют другие самцы сообразно их здоровью, силе и, следовательно, авторитету в стаде. Тем самым достигается получение возможно более здорового и сильного потомст-ства, причем одновременно от возможно более разных родителей, чтобы не было кровосмешения и вырождения поколений. Как видите, работает один из механизмов естественного отбора.

Но ведь мы-то с вами не обезьяны. Не самцы и не самки. Мы — люди. Мы добились того, что два-три ребенка на семью вполне обеспечивают воспроизводство поколений. Мы можем позволить себе роскошь счастья, недоступную животным. Мы можем позволить себе Любовь. Зачем же добровольно отказываться от такого счастья и довольствоваться чисто животным удовлетворением естественных потребностей?

Умирает не моногамная семья вообще, а моногамная семья прошлого, проклятая всеми светлыми умами человечества, семья, основанная на неравенстве мужчины и женщины, на полной зависимости женщины от мужчины, на строгой моногамии для женщины и, мягко говоря, не особенно строгой для мужчины. Долгое время женщину вообще не считали человеком. Все до единой религии изощрялись в ее унижении, подчинении хозяину-мужчине на правах одушевленной разновидности домашнего существа.

Но ведь сейчас положение разительно изменилось. Даже в тех капиталистических странах, где женщине жульнически платят половину заработной платы за равную с мужчиной работу, где ей все еще отказывают в праве голоса, даже там ни один негодяй не осмеливается равнять ее с ослом или волом.

Общеизвестно, что женщина в нашей стране по всем законам имеет равные с мужчиной права, трудится в общественном производстве наравне с ним. И кроме того, столь же общеизвестно, что она берет на себя дополнительно основную тяжесть домашнего труда. Неудивительно, что при социологических опросах все больше и больше мужей называют в качестве действительной главы семьи жену. Даже когда она по традиционной скромности утверждает обратное.

В таких условиях речь идет о совсем другой, о подлинной моногамии. О коренном перераспределении домашних обязанностей и о коренном изменении отношения к женщине. Если уж верность, то взаимная. Если уважение — тоже. Если домашний труд — то пополам. Если любовь — то взаимно самоотверженная и до гроба. Иначе в современных условиях ни о каком настоящем человеческом счастье не может быть и речи.

Ну, о перераспределении домашних обязанностей — особый разговор, и мы немного касались этого сюжета выше. Тут все яснее ясного: лежать на диване и наблюдать, как мать или жена мыкаются по хозяйству,— обыкновенный паразитизм, который ни к чему хорошему не ведет. В истории уже был аналогичный случай, когда древние римляне, возомнив о себе, разлеглись в своих древнеримских пижамах на древнеримских кушетках перед древнеримскими телевизорами с древнеримским хоккеем. Каждый любознательный может прочитать в учебнике по истории, чем все это кончилось. Между тем учиться вести хозяйство надо задолго до свадьбы, со школы. Иначе можно опоздать.

Здесь мы говорим о несколько ином. Формирование и укрепление семьи в наши дни сделались такими же социальными проблемами молодежи, как и учеба, труд, быт, досуг, культура. Раньше не были, а теперь стали. Раньше водить дружбу приходилось просто с самыми приятными из соседей — кого бог послал: иной возможности практически не было. А теперь друга можно найти и за десяток, и за тысячу верст: был бы настоящий друг. Любовь раньше представляла собой исключительное явление, о котором говорили годами, рассказывали сказы, слагали песни, а в жизни эту самую любовь, несовместимую с бесчеловечными условиями существования, попирали, как могли. Теперь чуть ли не каждый молодой человек стремится найти любовь. Но, увы, не каждый находит. Иможно добавить: не каждый заслуживает, не каждый достоин. Раньше сравнительно редко женились и выходили замуж по своей воле: обычно брали и выдавали, как на базаре, меньше всего заботясь о личных симпатиях жениха и невесты. Теперь в принципе каждый может создать семью по любви. Но, увы, не у каждого это получается. И можно добавить: не каждый умеет сберечь созданное.

Советское общество в условиях развитого социализма развертывает широкую программу мероприятий, направленных на обеспечение оптимального решения всех социальных проблем, в том числе и молодежных, включая затронутые в этом разделе. Продумываются меры, содействующие формированию семьи. В отношении тех, кто постарше, с несложившейся- личной судьбой, это могут быть клубы или консультации, облегчающие знакомство. Для молодежи это вряд ли подходит. Начинать свою жизнь клиентом «службы'знакомств» — какой бы замечательной она ни была — это такое обесчеловечива-ние, что худшей антиутопии не придумать никакому фантасту. Для молодежи, видимо, более эффективную и благотворную роль способны сыграть разновозрастные спортивно-трудовые отряды и клубы по интересам (по самым разнообразным, кроме матримониальных, чтобы молодые люди не чувствовали себя на «ярмарке невест»). Было бы время и были бы условия для более основательного, чем зачастую ныне, знакомства.

Продумываются и меры, содействующие закреплению уже созданной семьи. Декретный отпуск матерей с частичной, а затем и с полной оплатой будет постепенно увеличиваться, рабочая неделя матерей с малолетними детьми (как это предусмотрено Конституцией СССР) постепенно сокращаться. Улучшатся жилищные условия молодых семей, станет больше благоустроенных яслей-детских садов рядом с жильем родителей, больше домов отдыха и санаториев для отдыха семьей с детьми, безусловно, резко возрастет социальный престиж матери и отца семейства, улучшится их социальное, в том числе и пенсионное, обеспечение. Возможны и другие мероприятия.

Но это, так сказать, объективные условия. А как же с субъективной стороной дела? Общество и государство могут создать условия для решения социальных, общих для всех проблем, но не могут решить чьи-то личные проблемы за кого-то и без кого-то самого. Никакие условия учебы не помогут фонвизинскому Митрофанушке хорошо учиться, и никакие условия труда не помогут гончаровскому Обломову хорошо работать. Для общественной работы необходимы не только условия, но в первую очередь ум, сердце, сознание долга. Для пропаганды культуры поведения очень важны памятки хороших манер и учебники этики, но было бы совсем плохо, если бы этику «проходили» только по учебникам; эта мудрая наука испокон веков преподавалась прежде всего наглядным примером и давалась только личным опытом.

Словом, социалистическое государство, общество делают и сделают многое. Ну а сама-то молодежь, что же, будет сидеть сложа руки и ждать, пока какие-то дяди и тети решат ее проблемы и поднесут ей готовенькие знания, умения, захватывающую общественную жизнь, уютный быт, интересный досуг, высокую культуру, дружбу, любовь, счастливую семью? Не пришло ли время более глубоко и трезво оценить свои способности и действительные потребности, более основательно взвесить свои реальные возможности? Словом, внести свой, значительно больший собственный вклад в решение социальных проблем молодежи.