Ленин остановился у светильника и покачал головой.

— Живуча, живуча,— сказал он, намекая на то, что с такой лучиной люди сидели ещё в первобытные времена, тысячи лет назад.— Но ничего. Будет у нас, батенька мой,— проговорил он, разделяя слога,— электрический свет, и землю пахать будете электричеством. Этак через полгодика, год мы поможем вам построить электростанцию. Река у вас, кажется, неподалёку?

— Речка, конечно, есть, Владимир Ильич,— ответил Фёдор Иванович.

— Ну вот. Маленькая гидростанция, но будет. Потом большие построим — на Волхове, на Днепре, на Волге.

Лучина, не сменённая вовремя, вспыхнула и погасла. Угольный скелет её дзинькнул, отвалился и упал в лохань. В горнице стало совсем темно.

— Ох! — в досаде воскликнул Фёдор Иванович и, столкнувшись с хозяйкой где-то у подставки, проговорил:— Спички!

Все стали искать спички.

— А вы знаете, спичек у меня как раз и нет,— сказал Ленин.

В доме тоже не было. Хлопнула дверь, кто-то ушёл.

— Сейчас наладим,— проговорил Фёдор Иванович и добавил в досаде:—Надо же, а? Как нарочно! Вы уж, Владимир Ильич, простите.

— А это я виноват, Фёдор Иванович. Отвлёк ваше внимание разговором об электричестве, а про лучину забыл.

И хозяину, смущённому происшедшим, сразу полегчало.

— На Днепре, на Волге...— повторил он.— Это выходит, перегородить их надо, Владимир Ильич?

— И перегородим. Выйдут наши дети к Днепру, а над ним — огни. Огни на Волге, на Иртыше. А?

Вскоре вернулась хозяйка со спичками от соседей, и лучина была зажжена. Женщина снова вышла и, внеся в горницу чугунок, стала разливать щи в тарелки.


— Нет, нет, нет,— категорически запротестовал Владимир Ильич.— Впрочем, это что у вас? — Он заглянул в тарелку и сказал: — Соблазнительно. А не обижу? Хотя вы не признаетесь... Мне один половник. Один, один,— предупреждал он хозяйку, наливавшую Ленину щи.

Все стали есть.

— Что же у вас, большая семья?. — рассматривая горницу, спросил Владимир Ильич.

— Семеро,— сказал Фёдор Иванович.

— Семеро...— повторил Ленин.— Не так уж много, но и не мало... Трудновато с такой семьёй.— Он ещё раз осмотрел горницу.

— Резьбой тоже промышляете? — спросил Владимир Ильич, заметив резной шкаф.

— Можем и резьбой,— сказал хозяин.— Только сейчас не до неё.

Когда доедали щи, вернулся шофёр и сказал, что ему указали неплохую дорогу и они смогут добраться до шоссе.

— Можно сейчас же ехать? — заключил Ленин.

— Да, Владимир Ильич.

— И выходит,— обратился он к хозяйке,— щи я у вас съел зря.— Он рассмеялся.— И выходит, мы сейчас поедем в Москву.

Когда хозяин и хозяйка вышли на крыльцо показать шофёру дорогу, из другой комнаты, осторожно открыв дверь, появился мальчик в длинной рубашке. Заметив Ленина, он посмотрел на него и выволок из-за двери деревянную лошадку. Было видно, что это работа отца. Туловище, вырезанное из липы, раскрашено в чёрное и коричневое. К голове приклеена пакля: разве не грива? И всё-таки игрушка чем-то была хороша.

— А-а,— сказал Ленин, как старому знакомому,— лошадка? Это пристяжная или коренник? — ласково обратился он к мальчику.

— Рысак,— ответил мальчик.

— Рысак? Орловский? А не толстоваты ли для рысака ноги?

— А они из палок. Их нельзя было тоньше,— сказал мальчик.— А если рубанком — тогда будут непохожие.

— Да, да, слишком прямые будут.

— А есть у тебя книжки?

— У меня нету. У нас с Мишкой соседским на двоих.

— Ты в каком классе?

— Втором.

— Для второклассника и пришлю. Как тебя звать-то?

— Петром.

— Пётр Фёдорович. Ну очень хорошо.

Шофёру действительно указали подходящую дорогу, и Ленин уехал.

Шло время. Деревенька жила своей жизнью.

От Ленина вестей не было.

Фёдор Иванович всматривался в появлявшиеся из-за околицы автомобили, но они не останавливались. Потом Фёдор Иванович перестал смотреть.

И только один Петя, заслышав шум автомобиля, мчался наперерез к машине. Но те проезжали мимо. Это не мешало мальчику с прежним нетерпением и с прежней верой ждать нового автомобиля.

Однажды у околицы остановилась машина. Шофёр что-то спросил у ребят, открывших ворота, и подъехал к дому Фёдора Ивановича.

— Петра Фёдоровича,— спросил шофёр, и когда после суматохи и недоумений из толпы ребят, бежавших за автомобилем, вышел Петя, он вручил ему пакет с книгами. Здесь были учебники, интересные книжки с картинками и среди них — «Конёк-горбунок».

В этот же день председателя волисполкома вызвали в Москву для решения вопроса о строительстве гидростанции. Он уехал на машине, которая привезла Петру Фёдоровичу книги. Стройку начали в том же году.

В январе, двадцать первого числа, долетела весть, что Ленин умер. Фёдор Иванович собрался в Москву, за ним увязался Петя. Стояли морозы, дым столбами поднимался из труб. Мать не хотела пускать сына, но отец сказал, что он должен ехать.

Ленин лежал в гробу. Вон он, с кем разговаривал и Фёдор Иванович и Петя. Играла печальная музыка, плакали люди, цветы у постамента гроба — и те выглядели печальными.

На улице жгли костры, и длинная нескончаемая очередь чёрной лентой тянулась к Ленину.

— Помер,— сказал Фёдор Иванович, вернувшись домой, словно только сейчас поверив в происшедшее, поняв и ощутив его.

Прошло ещё время. Отошли морозы, и ближе к весне Фёдор Иванович нет-нет, а ловил себя на том, что не пропускал ни одной машины, чтобы не посмотреть на неё. А Петя выбегал даже тогда, когда слышал что-либо похожее на шум автомобиля.


И ещё прошло время... Многое изменилось в мире... В деревеньку, теперь крупный колхоз, пришли газеты, где было сказано о строительстве гигантских гидростанций. Над этими решениями стояло: «В Совете Министров СССР».

Вечно живой Ленин виделся в этих делах.