Голос пришедшего был ещё более деликатным, чем его стук:

— Не знаю, как вам и сказать. Я немножко знаком с товарищем Барминым. Могу я его видеть?

Щёлкнул замок. Из синего полумрака лестничной клетки навстречу Марии Павловне шагнул невысокий человек в пальто с поднятым воротником:

— Дома товарищ Бармин?

— Василий Сергеевич ушёл к больному. А вы на что жалуетесь?

— Врачи утверждают, что у меня миллион всяких болезней, но если я и могу на что-нибудь пожаловаться, так это на невезение. Хотел просто повидать товарища Бармина, сказать ему несколько слов. Очень обидно, что не застал!

— Может, подождёте? Он обещал не задерживаться — ныкче день как-никак воскресный, хотя бывает, конечно, всякое.

— Откровенно говоря, и у меня ещё уйма всяких дел.

— Ну, как знаете.

— Если можно, дайте, пожалуйста, чернила и ручку.

— Вот стол Василия Сергеевича. Здесь всё найдёте. Мария Павловна ушла за ситцевую занавеску и тут же вернулась с высокой медной коптилкой. От зыбкого света заметались острые тени по всем стенам и уголкам маленькой, тесно заставленной комнаты.

— Садитесь и пишите.

— Благодарю вас.

Хозяйка снова вышла. Незнакомец сел за стол и, глядя в окно, совсем уже затянувшееся изморозью ранних зимних сумерек, задумался.

«Вот странно,— удивилась Мария Павловна,— сказал, что спешит, а сам...»

Будто угадав её мысли, он зашуршал бумагой, а ещё через минуту поднялся, подошёл к занавеске, стал прощаться:

— Я у вас тут наследил, наверно, и вообще нагрянул не ко времени.

— Что вы! — сдержанно, но учтиво ответила хозяйка.— У нас всегда люди.

— А я всё-таки чувствую себя неловко, тем более, что живёте, как погляжу, и в тесноте, и, наверно, чуть-чуть в обиде. Сколько у вас раньше было комнат?

— Пять.

— А сейчас?

— Одна.

— Вот видите, значит, в обиде.

— Но на то есть своя причина.

— Какая же?

— Революция. Всё сразу разве может наладиться? А вы как думаете?

— Признаться, я думаю примерно так же, но ведь профессор Бармин не буржуй какой-нибудь, у него же руки золотые, ему нужно много работать.

— Это верно,— вздохнула хозяйка.— Честно говоря, я на месте властей выделила бы ему комнату для работы — одну-единственную.

— Невзирая на революцию?

— Невзирая.

— Совершенно согласен с вами! И уверен, как только революция немножко разбогатеет, она не поскупится для таких людей, как товарищ Бармин!

— Вы в этом уверены?

— Совершенно уверен!

— Ну, дай вам бог доброго здоровья!

— Ручаюсь, что в бога вы не верите,— усмехнулся незнакомец, уже переступая порог.

— Это к слову. Как же все-таки мне рассказать о вашем приходе мужу?

— Расскажите всё, как было: заявился в неурочный час, натащил грязи и до неприличия торопился. Но, говоря по совести, есть у меня одно смягчающее вину обстоятельство — я действительно очень занят, а в воскресенье почему-то особенно. Всего вам доброго!

— Будьте здоровы.— Мария Павловна зябко пожала плечами.

Василий Сергеевич возвратился в тот день гораздо позднее, чем предполагал.

Мария Павловна уже начала немножко сердиться на вечно занятого мужа. Она даже забыла сказать ему о странном посетителе.

Только утром, собираясь в клинику, профессор обнаружил у себя на столе незнакомую книжку, лежавшую поверх всех бумаг.

— «Ленин. Великий почин»...— растерянно прочитал на обложке ещё ничего не понявший Бармин.— Машенька, поди-ка сюда! Откуда это у нас?

Как раз в эту самую минуту книжка перегнулась пополам на ладони Бармина и, прошуршав новенькими страницами, раскрылась на титульном листе, поперёк которого с угла на угол пробежала фиолетовая прыгающая строчка:

«Дорогому товарищу Бармину на добрую память. С глубоким уважением. Автор».

— Я сама хотела спросить тебя, кто это был у нас вчера, Вася? — сказала Мария Павловна.— Что за человек такой?

— Вот именно, Машенька, человек! — весь вдруг засиял Бармин.— Ты же у меня умница, всегда находишь слово самое лучшее, самое точное!

Помолчал и добавил:

— Самый настоящий человек из всех, кого я встретил за свои семь десятков. Понимаешь, самый!..

Профессор взглянул на часы, крепко обнял жену и с подарком в руках заторопился к выходу. Притворив за ним широко распахнувшуюся дверь, Мария Павловна стояла в передней и слушала, как дробно и молодо стучали по гулким ступенькам лестницы его каблуки.