Двадцать четвёртого октября, в день восстания, Владимир Ильич с утра стал волноваться. Он знал, какие силы собраны, куда будут направлены, и всё же не мог спокойно ждать: «Решительно ли там действуют товарищи?» Хотелось ежеминутно знать, как развиваются события.

Утром он несколько раз посылал Маргариту Васильевну в Выборгский райком партии и просил приглядываться ко всему происходившему на улице, чтобы по внешним признакам определить состояние дел. Но что могла рассказать Фофанова? Вторник — день будничный. По обычному работали учреждения и предприятия, открыты были магазины, парикмахерские, кинематографы. Разве только трамваи ходили хуже да больше сновало на улицах военных.

Днём стало известно, что разведён Николаевский мост. Маргарита Васильевна, служившая на Васильевском острове, сделала большой крюк, чтобы пройти на Выборгскую сторону по Гренадерскому мосту. Все остальные проходы были закрыты. Через Неву пешеходов перевозили на яликах лодочники.

Владимир Ильич, заложив руки за спину, возбуждённо расхаживал по коридору без парика.

— Ну, как в городе? Что творится?— встретил он хозяйку.

Но Маргарита Васильевна не могла дать вразумительных ответов. Она видела только вооружённых людей и ни от кого, конечно, не могла узнать, с какой целью и по чьему приказу разведены мосты на Неве.

— Не раздевайтесь, пожалуйста,— попросил Ильич.— Отнесите в райком записку.

Это было письмо Центральному Комитету. Придя в Выборгский райком, Фофанова отдала его товарищам.
Те, видимо, связались со Смольным, потому что вскоре сообщили: Центральный Комитет не разрешает Ильичу покидать квартиру.

— Не разрешают?..— удивился Ильич.— Чего же они боятся за меня? Вот чудаки! Нет, я так не оставлю. Их надо переубедить.

Владимир Ильич торопливо написал очень короткую, но, видимо, резкую записку, потому что когда Фофанова пришла в райком и передала её секретарю, то из комнаты, где шло заседание, вышла обеспокоенная Надежда Константиновна.

— Владимир Ильич очень гневается?— спросила она.

— Очень.

— И всё же передайте ему: пока ещё нельзя выходить, пусть ждёт.

Вернувшись, Маргарита Васильевна в точности передала ответ и сразу почувствовала, что Ленин недоволен.

— Идите к ним снова!— попросил он.— Нельзя ждать, можно потерять всё.

— Хорошо, я пойду,— согласилась Фофанова,— но только при одном условии: вы должны сесть за стол и пообедать. Я готовила, старалась, а вы даже попробовать не хотите...

Владимир Ильич улыбнулся:

— Хорошо, я поем, но вы обязательно ещё раз сходите. Я сейчас напишу в ЦК.

Он ушёл, а Маргарита Васильевна поспешила на кухню разогревать обед.

«Товарищи!— быстрым почерком вывел на бумаге Ильич.— Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь уже поистине промедление в восстании смерти подобно».

Закончив письмо, он вынес его на кухню и поторопил хозяйку:

— Отнесите и возвращайтесь поскорее. Если к одиннадцати часам не вернётесь, волен действовать сообразно своему разумению.

Фофанова ушла и долго не возвращалась. Вместо неё в дверь постучал Эйно Рахья. Владимир Ильич обрадовался гостю. Он пригласил его поужинать и начал расспрашивать о том, что делается в центре города. Но что мог рассказать Рахья? Он ведь не был членом Военно-револю-ционного комитета. Обо всём знают лишь в штабе революции — в Смольном.
У Рахьи было два пропуска в Смольный. Но как сейчас туда доберёшься? Трамваи не ходят, а пешком далеко — вёрст десять будет.

— Ничего, как-нибудь доедем,— успокоил его Владимир Ильич.

Он написал записку Фофановой и стал одеваться. Без маскировки выходить Ильичу было опасно. Пришлось надеть парик и очки, повязать щёку платком, как это делают, когда болят зубы, и на голову надеть старую, завалявшуюся кепку.

— Ну довольно маскироваться — в путь!— наконец сказал Владимир Ильич.— Тушите свет.

Рахья загасил лампу. Они вышли на лестницу и спустились вниз.

Улицы были безлюдны. В парк спешил последний трамвай. Владимир Ильич нагнал его и вскочил на подножку. Рахья едва успел прицепиться рядом.

В вагоне пассажиров не было. Владимир Ильич сел напротив кондукторши и начал расспрашивать её, куда идёт трамвай. А та с тревогой поглядывала в темноту за окнами.

— Молчите,— шепнул Рахья.— Если она когда-либо слышала ваш голос, узнает.

Но Владимир Ильич не унимался.

— В парк едете?— допытывался он у кондукторши.

Той, видимо, надоели расспросы пассажиров, и она сердито буркнула:

— В парк.

— А почему?

— А ты кто такой, что тебе все надо знать?

— Рабочий.

Кондукторша с недоверием оглядела пассажира и сказала:

— Тоже мне рабочий! «Куда», «почему!»—передразнила она.— Или не чуешь, что делается? Буржуев бить будем, вот куда едем!

Её ответ Владимиру Ильичу очень понравился.



Длинная и прямая улица точно вымерла. Ворота домов были наглухо заперты. Впереди — ни дворников, ни пешеходов. Казалось, никакой опасности до самого Смольного больше не будет. Но вдруг из-за угла показались двое верховых. Они проскакали мимо и о чём-то начали переговариваться. Это были юнкера артиллерийского училища.

— Идите быстрей вперёд,— шепнул Рахья Владимиру Ильичу.— А я их задержу.

Юнкера действительно повернули назад и, догнав Рахью, остановили его:

— Пропуск!

— Какой такой пропуск?— словно не понимая, пьяным голосом допытывался Рахья.

А Владимир Ильич тем временем уходил всё дальше и дальше.

— Пропуск, или...

Юнкер замахнулся нагайкой.

— А ну, дай! Если ты такой ловкий!— покачиваясь, пьяно выкрикнул Рахья и, засунув одну руку в карман, где был револьвер, вызывающе шагнул к коню.

Конь пугливо шарахнулся в сторону.

— Брось этого пьяницу!— трусливо сказал второй верховой.

— Ну его к шутам... поехали!

Юнкер хлестнул нагайкой по воздуху и, круто повернув лошадь, поскакал за товарищем к Литейному проспекту.

Шпалерная кончилась. Вот показалось длинное здание Смольного. Все окна бывшего Института благородных девиц ярко сияли. Под деревьями виднелись броневики, горели костры. Значит, штаб действует!

У центрального входа толпились приехавшие из дальних губерний делегаты Второго Всероссийского съезда Советов. Оказалось, что меньшевики, засевшие в мандатной комиссии, в последний час изменили цвет пропусков: вместо белых они выдали своим сторонникам красные и строго приказали часовым пропускать делегатов только с новыми мандатами. Собравшиеся шумели, ругались.

Какой-то рабочий, потрясая своим белым пропуском, спрашивал:

— То есть как не пропустите... Делегата задержите?

И он напирал грудью на растерявшихся часовых. Стоявшие рядом поддержали его:

— Что за безобразие! Напутают, а потом не пропускают. А ну, посторонитесь!..

И толпа хлынула в вестибюль, увлекая за собой и Владимира Ильича.

Поднимаясь по лестнице, он смеялся:

— Где наша не берёт!
Владимир Ильич поднялся на третий этаж, прошёл в комнаты Военно-революционного комитета.

Товарищи сразу же доложили ему, как действуют революционные отряды по разработанному им плану.

В эту ночь Красной гвардией были захвачены важнейшие пункты в городе: вокзалы, банки, мосты, телефонная и телеграфная станции. В Смольный то и дело прибывали связные с радостными вестями о вновь занятых мостах, налаженных переправах, об удачном продвижении к последнему убежищу Временного правительства — Зимнему дворцу.

К рассвету весь город был в руках восставших. Временное правительство владело лишь площадью Зимнего дворца и частью прилегающих улиц.

Владимир Ильич, почти не отдыхая, к утру написал обращение ко всем гражданам России.

Восстание в Петрограде победило, и государственная власть перешла в руки Военно-революционного комитета.

Впервые в истории восставшие воспользовались радио и передали своё обращение по эфиру всем народам.

В то же утро Владимир Ильич пришёл на непрерывавшееся уже более суток заседание Петроградского Совета. Матросы, рабочие и солдаты, увидев похудевшего, с ещё не отросшей бородкой, родного Ильича, восторженно встретили его бурными аплодисментами и криками «ура».

Вождь пролетариата, взойдя на трибуну, дождался тишины и ясным, громким голосом сказал:

— Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, совершилась!

На другой день Владимир Ильич Ленин был избран на Всероссийском съезде Председателем Совета Народных Комиссаров.