По дороге Таня начала розговор из-за спиртного, настаивала, чтобы я больше не пил. Мы повздорили, и я оставил её на пустыре. На второй день ее отец сказал, что Таня не вернулась домой. Соседи, которые были неподалеку и слышали наш разговор, сказали, что якобы неподалеку нашли труп молодой девушки. Тогда Танин отец решил ехать в милицию, я поехал с ним. В милиции мы рассказали дежурному, по какой причине мы пришли. Он вызвал оперуполномоченного Нику-ленко, который сразу спросил меня, кем я прихожусь Татьяне?». Я ответил, что мы с ней уже долгое время встречаемся. После моего ответа Никуленкс? сразу приказал посадить меня в камеру без каких-либо объяснений. Продержав меня в камере несколько часов, меня вывели на допрос. Допрос начался приблизительно в 23.30. То, что происходило в кабинете, мало было похоже на допрос.

Сначала я рассказал, как все было. Мне начали угрожать и запугивать, требовали, чтобы я рассказывал про убийство, а не то, что я рассказываю. Когда они ничего от меня не услышали, ко мне стали применять силовые методы. Несколько раз били в грудь, застегнули наручниками руки за спину и начали поднимать руки вверх. Одевали противогаз и задували в него дым от сигарет. Приблизительно около 5 часов утра меня отвели назад в камеру, а где-то минут через 30-40 снова вывели. Зайдя в кабинет, я увидел тех самых оперуполномоченных: Ену, Никуленко и Дарага-на, которые, так сказать, «допрашивали» меня ночью.

Никуленко с Дараганом сразу застегнули мне наручниками руки за спину и, подняв их вверх, подвели к столу. Никуленко сказал, что на столе лежат показания, которые я должен подписать, и что, если я их не подпишу, то то, что было ночью, покажется для меня «цветочками».

После всего уже испытанного я не стал испытывать судьбу и подписал. После того, как я подписал, с меня сразу сняли одежду на экспертизу, взяли у меня на экспертизу части ногтей и волос с головы и отвели назад в камеру. Этим же утром (времени не знаю) меня вывели к следователю Хитматулину.

Зайдя в кабинет, я увидел, что он был там с Татьяниным отцом. Когда Татьянин отец вышел, Хитма-тулин сказал, что сейчас меня поведут на место преступления и будут там показывать, что и как. Я ему сказал: «Что показывать, если толком ничего не знаю». Тогда он дал мне прочитать якобы мои показания и сказал, что если что-нибудь я забуду, то Никуленко и Дараган напомнят и подскажут. Когда я прочитал, Хитматулин вызвал оперуполномоченных и мы отправились, на воспроизведение.

После того, как меня поводили, как собачку, по всем нужным им местам, меня повезли в Донецк на цитологическую экспертизу. 9 августа утром меня повезли в Марьинскую межрайонную прокуратуру. Там мне предоставили адвоката и попросили еще раз рассказать, как все происходило. На что я им ответил, т.е. спросил: «Куда меня сейчас повезут?» Следователь сказал, что сначала к судье, а потом в тюрьму. После чего я ему ответил, что давай быстрей отправляй меня на тюрьму, я отлежусь, приведу себя в порядок и тогда обо всем поговорим. Следователь согласился, и так я попал в СИЗО №5.

В тот же вечер, 9 августа 2001 г., находясь в СИЗО №5, я подал заявление на имя начальника СИЗО с просьбой о проведении всех следственных действий только на территории СИЗО №5 в связи с тем, что со стороны следственных органов ко мне применяется физическое, психологическое и моральное давление. Поданное мной заявление было удовлетворено начальником. Через несколько дней меня повезли на психологическую экспертизу. Когда психолог начал задавать вопросы по уголовному делу, то я сразу отказался с ним разговаривать. И сказал ему, что, если пойдет речь об уголовном деле, то только в присутствии адвоката. Психолог прекратил со мной разговор, и меня снова отправили в СИЗО.

Даже находясь в СИЗО №5, я подвергался психологическому, моральному давлению со стороны следственных органов. Обо всех нарушениях я неоднократно ставил в известность вышестоящие инстанции. Во время судебных заседаний судом было выявлено ряд грубейших нарушений и недоработок со стороны следственных органов. О чем свидетельствует постановление судьи Марьинского суда Ступина.

Также в судебном заседании в качестве свидетеля выступала гражданка Гордюшова, которая описала человека, предлагавшего на рынке золотую цепочку, по описанию очень похожую на ту, которая пропала с тела Татьяны. Человек, который по описанию Гордюшовой предлагал купить у него золотую цепочку, никаким образом не похож на меня. Впоследствии, как я ни пытался вызвать данного свидетеля для дачи повторных показаний, у меня не получалось. Суд заявил, что данный свидетель не проживает по месту прописки. Хотя она до сих пор живет по своему адресу.

Также, из достоверных мне источников стало известно, что вызванный на место преступления кинолог обнаружил два следа, ведущих от места преступления. Один след привел к дому № 15 в микрорайоне Южный, а именно — к квартире № 35-36. Также к этим квартирам ведет след крови, принадлежащей Татьяне Сниткиной. Второй след, который следственные органы скрыли, вел от места преступления до трассы в другом направлении. другом направлении. Следственными органами не установлено, каким образом следы крови оказались возле дома №15 м-на Южный и кому принадлежат следы.

Для экспертизы с места преступления взяли разные образцы, а именно: окурки, шнурки, женская заколка, следы от обуви. На всем этом выявлены частицы человека, который до сих пор неизвестен. Все заключения эксперта свидетельствуют, что преступление совершено не мной. С канализационного люка следственными органами были изъяты окурки от сигарет (на тот момент больше ничего не было обнаружено), а через несколько дней в том же люке была найдена сумочка, принадлежащая Татьяне. Кто ее туда подбросил, если я уже несколько дней находился под арестом?

В ходе досудебного и судебного следствия так и не было установлено, для чего и чем были вырезаны на теле Татьяны знаки в виде ромбов, волнистых линий и перевернутых крестов. Следствие и суд вообще не подходили к этим вопросам, всячески старались от них уходить. Как установило следствие, Татьяна была вся в крови и сильно избита в области головы. На мне не было обнаружено ни одной капли крови ни моей, ни Татьяниной. К тому же, если следствие утверждает, что я нанес около девяти ударов кулаками в области головы, то тогда на теле Татьяны должны были остаться следы от кольца, так как оно было на моем пальце, и имеет форму выпуклой бабочки. А этого нет.

Следствие и суд утверждают, что якобы я задушил Татьяну шнурками от своих черных летних туфлей, а в доказательство приводят шнурки, найденные на месте преступления, а это шнурки один зеленый, другой белый и третий черный, и все они разных размеров. На месте, где было обнаружено тело Татьяны, следов борьбы не обнаружено, следов волочения тоже. Так, где же произошло убийство, и кто перенес тело?

То, что преступление совершено несколькими людьми, подтверждает экспертиза. Эксперт также утверждает, что следов изнасилования не обнаружено. Но впоследствии в экспертизе появляются слова, которые указывают о том, что у Татьяны были «женские дни». После оглашения экспертизы, следователь сразу принимает решение об уничтожении всех собранных и отправленных на экспертизу материалов. А все вещественные доказательства, которые хранятся в межрайонной прокуратуре, таинственным образом исчезают.

Далее появляется какая-то видеозапись, на которой якобы я все рассказываю и показываю. По моей просьбе предоставить для просмотра эту видеозапись, мне отказано. Причина не оглашается. На все мои заявления о предоставлении доказательств, вызове свидетелей и тому подобное суд постоянно отказывает, не обосновывая своих отказов. После вынесения приговора, нами были поданы апелляционные жалобы.

Апелляционный суд частично удовлетворил апелляции и направил уголовное дело на доработку следственным органам, указав в постановлении, что нужно сделать. Следственные органы, не производя никаких действий по устранению нарушений, закрывают дело, но с переквалификацией статей на более жесткие, и добавляют статью об изнасиловании, не обосновывая данную статью. В личной беседе со следователем Котец, на мой вопрос: «Почему изменены статьи и вменено изнасилование?», он ответил, что поступило указание сверху, но от кого именно, не сказал.


Когда дело закрыли и передали в Апелляционный суд, то это был не суд, а цирк. Ни один мой довод, который я основывал на материалах дела, суд не принимал во внимание. Ни одно мое заявление суд не удовлетворил. В итоге дело рассматривалось по первичному расследованию 2001-2002 гг. Новое следствие не провело никаких дополнительных действий. После приговора я подал кассационную жалобу и начал озна-камливаться с протоколами судебных заседаний. Как я установил, протоколы заседаний были изменены. Ряд вопросов и заявлений, поданные мной, не внесены. О всех нарушениях я указывал в дополнениях.

Когда я подал заявление о предоставлении аудиозаписей судебных заседаний, то мне ответили, что это невозможно потому, что аудиозапись по неизвестным причинам размагнитилась. Одним словом, суд писал все, что хотел. При вынесении «Ухвалы» ВСУ вписал в уголовное дело еще одно лицо, соучастника. Кто этот человек, ни мне, ни следственным органам неизвестно. Но по выводам суда он существует, а какое несет наказание — неизвестно.

Все вышеизложенное мной и многое другое указывает на халатность как следственных органов, так и судов, а может и куда хуже. Куда бы я не обращался, все только и делают, что, так сказать, переводят стрелки, а толком никто ничего не делает.